Мне приснилось лондонское небо. В поисках мистера Дарси - Отто Елена
Мама, Эмма Фридриховна, окончила факультет иностранных языков в Свердловске. Во времена её молодости поступить на бюджетное отделение иностранного факультета было так же утопично, как сейчас. Но даже при блатной советской системе приёмная комиссия ничего не могла сказать против прекрасного немецкого языка. Любой ученик знает предмет хуже учителя, но если немецкий – твой родной язык, сложно завалить тебя на экзамене. Можно было бы попробовать на сочинении – но у Эммочки Фогельзанк была золотая медаль, и до сочинения дело не дошло. Скрепя сердце, поставили отлично за устный немецкий и приняли на престижный факультет, на немецко-французское отделение. Студенты на инязе считались золотой молодёжью во все времена, и они были единственными, кому удавалось избежать распределения. Замуж за иностранцев, как нынешние выпускницы, они тогда не выходили, но по окончании института через сеть знакомств устраивались переводчиками на заводы и в крупные фирмы. Эммочка Фогельзанк связей не имела, да и не хотелось ей скрываться от государственных обязательств. Честно поехала по распределению в неизвестный Краснознамённый, честно отработала преподавателем немецкого тридцать лет. Сначала были намерения куда-то вырваться, но куда – не придумала. Разлетевшиеся по Союзу подружки звали в Свердловск, Куйбышев, Ленинград, обещали помочь с трудоустройством, но тогда Эмма уже вышла замуж, у неё появилась маленькая Аришка, и срываться с места казалось рискованным шагом. А потом свёкор, заведующий отделом кадров на заводе, выбил для них отдельную квартиру в центре, показав возможности своих связей, и Эммочка впервые поняла смысл поговорки о том, что лучше быть первым на деревне, чем вторым в Риме. Живя в просторной сталинской квартире с окнами на центральную площадь, она поняла, что ехать на комсомольские стройки ради подвигов и великих свершений нет больше необходимости. Всё-таки она была немкой, а комфортный дом и налаженное хозяйство привлекает немцев больше, чем жажда великих свершений, свойственная непостижимой русской душе.
Арина прошла в тихую гостиную и бесшумно опустилась в кресло. Она самозабвенно любила эти семейные вечера, эту размеренность и комфорт. Старые ходики, доставшиеся в наследство от деда, отбивали часы и минуты, и, казалось, так было всегда, и не было шести лет в Челябинске на съёмной квартире, забитой старой мебелью, не было гречки и макарон с тушёнкой. А были всегда добротные семейные обеды и тихие вечера за шелестом страниц.
– На плите голубцы и солянка. Поешь и убери в холодильник, – сказала мать, не отрываясь от книги.
– Я не голодная, мама.
– Тогда я пойду приготовлю чай, – поднялся отец. – Мы не пили чай, ждали, пока ты приедешь.
– Как поживает Олежек? – спросила Эмма Фридриховна, откладывая книгу.
– Как обычно. Работает круглосуточно и строит грандиозные планы на будущее. Инна сказала, они собираются поехать в Канаду. Олежек пишет диссертацию. Спрашивал, не можешь ли ты вычитать её перед защитой.
– Хорошо. Он так и не поставил себе программу русской орфографии на компьютер?
– Поставил, но он её всё равно игнорирует. Если хочешь – я могу сама проверить ошибки, а ты просто посмотришь, всё ли последовательно и логично.
– Не надо, дорогая моя, ты и так для него слишком много делаешь. Я надеюсь, он пригласит тебя в Канаду, когда переберётся туда жить? – мать привычным учительским взглядом посмотрела на Арину сквозь очки. Арина смутилась.
– Ты хочешь, чтобы я уехала в Канаду, мама? – осторожно спросила она.
– Я хочу, чтобы ты что-то увидела в этой жизни, дорогая. Мир такой большой, а ты ещё так молода, чтобы хоронить себя в маленьком посёлке. Я знаю, что такое школа. Ввязавшись в эту игру, ты никогда из неё не выберешься.
– Ты же прожила здесь всю жизнь.
– Я жила в другие времена. Когда твой дедушка был заведующим отделом кадров, а моя зарплата была не намного ниже его зарплаты, мы совсем неплохо жили в Краснознамённом. И потом, я была замужем, а это совсем не то же самое. Я не поехала в Ленинград к Лиле Брейш, потому что у меня был маленький ребёнок. Ты сейчас намного свободнее меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Мама, я хочу уехать в Лондон.
– В Лондон? Почему в Лондон?
– Потому что это большой и красивый город. Потому что это мировая столица. Потому что больше никуда не получается.
– И что ты будешь делать в Лондоне?
– Я хочу съездить на каникулах на курсы английского языка. Постараюсь подработать, чтобы немного поездить по стране.
– Где подработать?
– Ой, мама, откуда я знаю? Сейчас буду потихоньку готовиться к поездке и всё выясню.
– Сколько будет стоить твой Лондон?
– Программа стоит пятьдесят тысяч…
– Пятьдесят? Плюс ещё столько же с собой на проживание, питание и проезд. Арина, для твоих двухмесячных каникул папе придётся продать квартиру. Нет, детка, это плохой вариант. Если ты хочешь поехать куда-нибудь на каникулы, мы можем поговорить с тётей Зариной в Казани или тётей Галей в Ярославле. Или хочешь – я отправлю тебя в Ленинград к Лиле Брейш? Ты помнишь тётю Лилю?
– Мам, я хочу в Лондон.
– Детка, Лондон – это совсем нереальный вариант. Это всё равно, что захотеть на Луну. Давай, ты в этом году поедешь в Ленинград, а мы напишем письмо тёте Эльзе в Ганновер и попросим прислать приглашение для тебя на следующее лето. Ты подучишь немецкий, а мы тем временем подкопим денег. Зачем ехать в Лондон, когда у нас столько родственников в Германии?
– Мама, я не выдержу ещё один год в Краснознамённом.
– Выдержишь. Нужно всё хорошо спланировать. Кто ездит с бухты-барахты, просто потому что ударило в голову? А если Олежек уедет в Канаду, а я в нём не сомневаюсь – если он что-то задумал, он сделает – у тебя будет возможность посмотреть и те края. Может быть, ты даже сможешь пожить там с полгодика, когда они обустроятся. Всё-таки ехать к родственникам – это надёжный, проверенный вариант, а ехать неизвестно куда, в гигантский многомиллионный город, где у тебя никого нет…
– Почему никого? Там живёт Даша.
– Даша? И что за дело Даше до тебя? У неё что, отдельный дом и богатый муж, чтобы приютить тебя на два месяца? Конечно, ты можешь зайти к ней на чашку чая, но они не такие близкие родственники, чтобы навязываться им на два месяца. К тому же ты не знакома с её мужем, и она в Краснознамённом не появлялась уже пять лет, и родители её не видели с тех пор, как она уехала – к какой Даше ты поедешь?
– Хорошо, мам, я ещё подумаю, – Арина немного помедлила, прежде чем задать вопрос, который давно мучил её. – Почему ты не настояла, чтобы мы переехали в Германию, когда уезжали все родственники?
– Ты же знаешь, отец был против. Может быть, для тебя и было бы лучше жить там, а не здесь. Мы много с ним говорили об этом. Если бы ты была тогда немного постарше, мы бы могли отправить тебя с родственниками, но отпускать тебя в пятнадцать лет одну, в незнакомую страну! Здесь ты получила образование, здесь у тебя есть дом и есть мы. А в Германии хоть и родня, но всё же не такая близкая. Эльза уехала с тремя детьми, куда ей ещё было четвёртого! К тому же ты её видела только в детстве. Нет, детка, это совсем не та родня, с которой можно было бы выехать. Забудь об этом и не терзайся мыслями о том, что уже не переделать.
– Мам, а если я найду денег, ты отпустишь меня?
– Найдешь сто тысяч рублей? Арина, не рассказывай мне сказки. Это Олежек заморочил тебе голову? У него есть сто тысяч рублей, чтобы отправить тебя в Лондон? Или у него есть сто тысяч идей, как хорошо провести время? Нет, всё-таки не нравится мне его влияние на тебя. Я завтра же позвоню ему. А теперь дай мне закончить книгу, дорогая, мне нужно завтра утром сдать её в библиотеку.
Отец вернулся с чаем, Арина перебралась к нему на диван, и они ещё долго сидели и мурлыкали о своём. Арина рассказывала ему про школу, про Аллочку, про старого Бармалея Петровича, директора школы, про свою поездку в Челябинск и новую кухню Олежека, и ни слова про Лондон. Ей не хотелось расстраивать отца. Она хорошо понимала, что у него нет денег на эту поездку, и ему будет неловко признаваться в этом. Она с самого начала знала, что идти за деньгами к родителям бессмысленно. От них нужно было просто согласие. Хотя если посмотреть со стороны – ей двадцать шесть лет, какое ещё согласие ей требуется?